Сбрасывая оковы

Божий план избавления
для испуганных людей

Адриан Пласс

Формат 130x200,
160 стр.

ISBN 5-88930-018-0

Оглавление:

Предисловие

С чего начать?

Страх перед поражением

Гедеон: испуганный человек с ответственным поручением

Ученики: разношёрстная команда

Вопросы

Надежда

Страсти Господни

Предисловие

Я человек испуганный. Бог начал освобождать меня от оков страха уже много лет назад, и процесс ещё не закончен. Я уверен, что Бог хочет разобраться со всеми теми страхами, что обессиливают нас. Воскресение Иисуса открыло путь неограниченным возможностям, и Святой Дух действует в нашей жизни с изобретательностью Бога-Творца. Так что определить точные методы и способы избавления от страха, наверное, не получится. У Бога оказывается ровно столько решений для этой проблемы, сколько существует на свете испуганных людей, и каждый раз всё происходит по-разному.
Так что же нам делать? Что общего у этих разных способов освобождения? Какой план избавления придумал Бог для испуганных людей?
Мне кажется, первая часть ответа на этот вопрос состоит в том, что членам Тела Христова нужно научиться полагаться друг на друга гораздо больше, чем это было принято в последнее время, когда каждый горячечно преследовал индивидуальные духовные достижения. В книге об этом сказано довольно много.
Во-вторых, в каждом известном мне случае освобождения от страха происходило так, что какая-нибудь существенная истина становилась сильнее этого страха. Иисус сказал об этом кратко и точно:
Познаете истину, и истина сделает вас свободными.
Вот и всё, что нужно, буквально в одном предложении. Правда, некоторые предложения очень трудно поддаются расшифровке. Давайте всё же попробуем.
Каждый из маленьких сюжетов, которые вы будете читать, начинается со взгляда на истину, - как она дана нам Богом в Библии. Потом я пытался, по возможности, честно порассуждать о библейском отрывке в надежде на то, что как можно большее число читателей смогут хотя бы в какой-то степени соотнести свои мысли с моим бредом (не стесняйтесь, смейтесь - или плачьте - сколько угодно). Затем я приглашаю вас вместе, от всего сердца помолиться о тех вещах, которые выплыли на поверхность во время рассуждения. Изначально эта книга была написана для индивидуального изучения Библии во время Великого Поста и разделена на главы, но, пожалуйста, не думайте, что вам непременно нужно читать всё по порядку - или что, пропустив один из сюжетов, вы немедленно потеряете спасение. Пользуйтесь книгой, как хотите. Больше всего на свете мне хочется, чтобы читая её, вы позабыли обо мне и просто приближались к нашему чудесному, удивительному Богу.
Кстати, ещё одним важным элементом является послушание. Если во время разговора с вами Бог попросит вас что-то сделать, - ради всего святого, сделайте то, что Он говорит! И не беспокойтесь, если это кажется странным или "не в вашем стиле" - просто сделайте и всё!
Да благословит вас Господь в нашем совместном путешествии, и всеми силами своего сердца я молюсь, что эта книга поможет начать процесс вашего освобождения от страха. Пусть оковы начнут размыкаться и падать.

С чего начать?

Дьявол и пустыня

Е в а н г е л и е   о т   М а т ф е я   4 : 1 - 1 1

Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола, и, постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал. И приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами.
Он же сказал ему в ответ: написано: "не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих".
Потом берет Его диавол в святой город и поставляет Его на крыле храма, и говорит Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано:

"Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею".

Иисус сказал ему: написано также: "не искушай Господа Бога твоего".
Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне.
Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана, ибо написано: "Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи".
Тогда оставляет Его диавол, - и се, Ангелы приступили и служили Ему.

Всем тем из нас, кто ценит своё спасение (а среди нас есть и такие, кто до сих пор носится по христианству, как по парку юрского периода) стоит поразмыслить над тем, что в эти вот сорок дней весь замысел спасения мог с треском провалиться. Иисус был настоящим человеком, а значит, существовала реальная возможность того, что Он поддастся искушению. Если бы это было не так, то всё Его служение в целом и эти сорок дней в частности оказываются просто бессмысленными.
В Евангелиях об этом важнейшем событии рассказывается довольно кратко; они даже близко не могут передать те мучения разума, тела и духа, которые, наверное, перенёс Иисус, сражаясь с искушением воспользоваться бурлившей в Нём невероятной Божьей силой ради собствен-ной выгоды. Нам придётся отогнать от себя образ высокого, благородного, белокурого героя с ясными глазами, на плече у которого, как домашний попугайчик, нахохлился ручной херувим, и который изгоняет сатану одним воздушным мановением руки. После почти шестинедельного поста в пышущей жаром пустыне, после непрестанных размышлений о том, к каким смертельным последствиям приведёт Его полное подчинение Отцу, Иисус, исхудавший и усталый, должно быть был, как никогда, близок к тому, чтобы склониться к предложениям мира и сатаны. Богатство, личная безопасность и непререкаемая власть предстали перед Ним, как трёхступенчатая лесенка к земному довольству. И в минуту слабости они, должно быть, казались Ему вполне привлекательной альтернативой по сравнению с тремя годами воздержания, конфликтов и отвержения, за которыми последует одна из самых жестоких казней, какие только измыслили люди. Иисус не поддался искушению. Он метнул в дьявола три библейские истины, как когда-то Давид метнул камень в Голиафа. Сравнение это вполне справедливо. Иисус должен был победить в этой битве как настоящий человек, которому помогает Бог (хотя и Сам был Богом), для того, чтобы потом Он смог сказать, обращаясь к обычным мужчинам и женщинам: "Будьте совершенны, как Я совершен". Это - тайна всех тайн; но подобно многим тайнам, она легко обретает дом в сокровенном сердце нашего разума.
Во многих христианах живёт глубинный страх - они боятся, что не смогут преодолеть свою пустыню. Рано или поздно каждого из нас попросят удалиться в пустыню и спросить себя, кому же и чему же на самом деле посвящена наша жизнь. Решение отказаться от мира и всего, что он предлагает, кажется ужасно мрачным, но это и есть начало служения. Иисус был вооружён знанием Писания, а значит (если, конечно, мы не безумствуем и не переусердствуем сверх всякой меры), нужно вооружиться и нам. Кроме того, в пустыню Он пошёл добровольно. Бог никого не станет насильно запихивать в пустыню, но если мы вдруг там оказались, Он вполне может сообщить нам, что настало время принять самое главное решение.
Принял ли я это решение? Ну, в пустыне я, положим, раз-другой побывал и совершенно чётко видел альтернативы, лежащие передо мной. Я пытался отогнать дьявола (с переменным успехом), но Бог и сейчас милостиво даёт мне ещё и ещё одну попытку, а Иисус умер для того, чтобы перекинуть мост между тем, каким я должен быть, и тем, какой я есть, - так что я продолжаю оставаться оптимистом.
Но больше всего я жду одного единственного момента: когда я наконец-то выстою против сатаны, по идее, рядом тут же должны появиться ангелы с бутылкой лимонада и пакетом с бутербродами.

Помолитесь со мной

Отец, пустыня - место не из приятных, но, наверное, они нужны нам, потому что зелёные и благодатные места очень сильно нас отвлекают. Какая-то часть внутри нас по-настоящему хочет воспротивиться сатане и посвятить себя Тебе, но нам страшно. Мир - это такая большая часть нашей жизни! Он кажется таким уютным и знакомым, и намного более привлекательным, чем рискованный путь вслед за Тобой. Спасибо Тебе за Иисуса, Который тоже всё это чувствовал, но в сражении добился победы ради Тебя и ради нас. По мере того, как мы следуем за Твоим Сыном по пустыне наших собственных страхов, помоги нам быть сильными в Тебе и противиться голосу сатаны, который хочет убедить нас в том, что ничто и никогда не изменится к лучшему. Аминь.

Какими мы были

Е в а н г е л и е   о т   Л у к и   1 2 : 8 - 9

«Сказываю же вам: всякого, кто исповедает Меня пред человеками, и Сын Человеческий исповедает пред Ангелами Божиими; а кто отвергнется Меня пред человеками, тот отвержен будет пред Ангелами Божиими».

Когда я только-только стал христианином (в шестнадцать лет), я совершал множество нелепых поступков. Однажды в молодёжном христианском клубе неподалёку от моего дома я буквально затерроризировал одного тихого неверующего бедолагу, загнал его в заднюю комнату и принудил встать на колени, чтобы он отдал свою жизнь Христу, повторяя за мной молитву. У меня перед глазами до сих пор стоит его дикий, испуганный взгляд в тот момент, когда высоченный и худющий (да, именно худющий!) фанатик силком затаскивал его в Божье Царство, не желая слышать никаких отказов. Если каким-то чудом Божьей благодати тот несчастный всё-таки стал христианином и если он читает сейчас эти строки – я прошу у него прощения! Сегодня я не сделал бы ничего подобного.
Посетителям маленьких кафешек и ресторанчиков в нашем районе я тоже, наверное, до смерти надоел. Вооружившись толстенной Библией с комментариями и пылающим энтузиазмом, я приставал ко всем и каждому с разговорами о том, что им нужно «обрести мир с Богом». Во всём этом не было ни капли тактичности. Я говорил людям об Иисусе, хотели они того или нет. Конечно же, сейчас я так не поступаю.
Позднее, когда мне было восемнадцать или девятнадцать лет, я отправился на учёбу в бристольскую театральную школу, с той же самой Библией под мышкой и с теми же настроениями. Я таскал с собой Библию так же ревностно, как Винни-Пух таскал за собою верного Пятачка. Бедные, бедные бристольцы! Между ними шнырял взъерошенный, небритый благовестник, то и дело настигая людей где-нибудь в баре, в кафе или в автобусе, тираня их вопросами о состоянии их души. Естественно, сейчас я подошёл бы к делу совсем по-другому.
Ещё через сколько-то лет я начал работать с детьми в школе-интернате для трудных подростков. К тому времени моё рвение несколько поослабло, но я почти что потерял эту работу, не успев её получить, потому что написал в заявлении, что являюсь «рождённым свыше христианином».
Однажды я играл в крикет с одним из ребят неподалёку от сетки, на самом краю поля. Он выбил шар из сетки, прямо в густые кусты. Мы искали шар, наверное, целую вечность, но безуспешно. Наконец я сказал:
– Ну что, помолимся насчёт этого?
– А? – ответил парень.
– Я попрошу Бога найти для нас этот шар.
– Чего?
– Отец, мы знаем, что Тебе небезразличны даже мелочи нашей жизни, так что, пожалуйста, помоги нам отыскать этот шар!
Открыв глаза, я посмотрел вниз и увидел шар, лежавший на траве прямо у ног этого мальчишки. У него чуть не выпали глаза. Я был очень рад, что шар нашёлся, но, конечно же, сейчас в похожей ситуации я не стал бы действовать с подобной наивностью.
На прошлой неделе я пытался открыть капот на машине одного своего друга. Мы и тянули, и пристраивали рычаг, и дёргали, и толкали, но ничего из этого не получалось. Когда я присел возле машины, не зная, что ещё попробовать, мне пришло в голову попросить о помощи Бога. Я и попросил Его, про себя, но что-то внутри подсказывало мне, что в этом случае «сработает» только молитва вслух. И я струсил. Я постоянно исповедую Иисуса Христа перед большими толпами зрителей и слушателей, но в частном секторе мне несколько не хватает практики.
Когда я только что пришёл к Христу, то совершал множество глупостей. Не сомневаюсь, что многие считали меня надоедливым занудой. Но мне становится грустно, когда я сравниваю мою тогдашнюю готовность рассказать всем вокруг, что моя жизнь принадлежит Иисусу и их жизнь тоже должна принадлежать только Ему, с тем, как я разговариваю с людьми сейчас. Мне кажется, что в обычных ситуациях я боюсь просто верить, просто и наивно. И сейчас, когда я перечитываю то, что здесь написано, мне кажется, что с этим надо что-то делать.

Помолитесь со мной

Отец, оглядываясь назад на те первые годы, я чувствую себя немножко глупым. Но тогда во мне жила какая-то детская пылкость, которая то и дело переливалась через край. Я, конечно, не хотел бы снова совершать идиотские и нелепые поступки, но мне хотелось бы просить Тебя о несколько ином безумстве. Я хочу открыто и горячо говорить о Тебе в нужное время и быть достаточно тактичным, чтобы знать, когда момент говорить ещё не настал. Просто нелепо, что после всех этих лет я вдруг боюсь произносить Твоё имя вслух. Может быть, мне нужно заново в Тебя влюбиться. Даруй мне свежее видение Твоей любви, Господь, новую радость, которую невозможно было бы удерживать внутри. Спасибо Тебе. Аминь.

Жми на газ!

П о с л а н и е   к   ф и л и п п и й ц а м   3 : 7 - 11

Но что для меня было преимуществом, то ради Христа я почел тщетою. Да и все почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего: для Него я от всего отказался, и все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа и найтись в Нем не со своею праведностью, которая от закона, но с тою, которая через веру во Христа, с праведностью от Бога по вере; чтобы познать Его, и силу воскресения Его, и участие в страданиях Его, сообразуясь смерти Его, чтобы достигнуть воскресения мертвых.

Я по-настоящему завидую апостолу Павлу, особенно тому, с каким дерзновением и горячностью он говорит об Иисусе. Вот уж воистину, человек преданный Богу на все сто! Нет ничего, за что стоило бы цепляться, кроме Христа. Все вокруг – просто мусор по сравнению с познанием Господа. А если для этого оказывается необходимым пострадать, он с радостью соглашается, потому что хочет разделить страдания своего Учителя. Дело всей его жизни заключается в том, чтобы смело, горячо и открыто идти с Евангелием к любому, кто готов выслушать Благую весть о спасении. Мне хотелось бы походить на Павла, но я совсем другой.
Нельзя сказать, что я не верю Господу и не полагаюсь на него, как это делал Павел – хотя, конечно, в этом отношении мне до него расти и расти (периодически меня, как кипятком, ошпаривают ужасные сомнения). Другая моя проблема состоит в том, что пытаясь рассказать другим людям о том, что именно им следует думать об Иисусе, я часто ощущаю нервное беспокойство насчет своих собеседников, считая их духовно и нравственно неустойчивыми людьми. В промежутках между вышеупомянутыми приступами сомнений во мне просыпается настоящая ревностность о Господе, и подобно мини-Иеремии, я, наверное, сжег бы себе все внутренности, если бы не выпустил ее наружу, однако при этом меня ужасно страшит собственная самонадеянность. Многие из моих «духовных» коллег прекрасно поймут, что я имею в виду. К счастью, Святой Дух недавно подбросил мне одно сравнение, которое никоим образом не могло прийти в голову апостолу Павлу (кстати, я уж совсем было собрался удалить фразу «Святой Дух» и заменить ее на «долгие размышления», но покаялся и оставил всё, как было). Итак, для тех, кто боится, что проповедь и обращение людей к вере слишком уж попахивают гордыней, я хочу предложить следующее: давайте считать себя всего-навсего «персональными водителями».
«Да, работаю здесь уже около восьми лет – прочитал где-то объявление и решил попробовать. Не думал, что возьмут, но взяли. Обучение прямо во время работы, всё необходимое за счёт компании. Правда, долгий рабочий день, но раз в неделю выходной. Босс настоял. Обычно на неделе. Не помню, чтобы когда-нибудь отдыхал в воскресенье. Зарплата? Тут все немножко хитро. Все расходы мне оплачивают, но всё остальное разом выплачивается потом, в конце. Да я ему верю. Он-то расплатится сполна.
Обязанности? Ну, короче, просто вожу Босса куда и когда ему надо. Маленькие встречи, большие встречи, по домам, на улице. Он говорит куда, а я везу. Хороший человек, наш Босс. Мы с ним сейчас почти как семья. Хорошо ко мне относится. И пошутит, и посмеётся, но вот что я тебе скажу: лучше его не сердить. Чтобы форма всегда была в порядке, чтобы машина была чистая, чтобы поломок не было, – вдруг срочно надо будет выехать! Слишком медленно ехать нельзя, скорость превышать нельзя, – но чтобы обязательно доставить его куда надо и вовремя. И ещё: Он решает, каким путём поедем и куда, – и никаких разговоров. Однажды повёз его другим путём, думал – получше и покороче будет. И что? Приезжаем, оборачиваюсь – а его и след простыл! Не знаю, как и когда выскочил, нет его и всё тут! Стыдобище, да и только! Но это ещё не всё. Люди-то там в зале уже собрались, чтобы его послушать. Ну мне и пришлось притворяться, что я – это он. Скажем так, им это не очень понравилось. Чтобы я ещё раз на такое осмелился – ни за что!
Не опасно ли? Ну, бывали мы с ним, конечно, в неприглядных местах. Правда, туда ездим, только если он скажет. Бывало и жутковато становилось. Вот уж хорошо, что я всего-навсего шофёр. Правда, с Боссом все это как-то не очень страшно – не могу представить себе, чтобы он хоть с чем-то не справился. Есть в нём какая-то уверенность. Да и с людьми он умеет обращаться.
Горжусь ли своей работой? Ну, да, наверное, да. Да. Наверное, горжусь тем, что хоть чуть-чуть участвую в том, что он делает, пусть даже только вожу машину. Знаете, так бывает приятно открывать перед ним дверцу, когда мы куда-нибудь приезжаем, а вокруг полно народу, и все так радуются, когда он выходит. Ну, как будто и мне кусочек славы перепадает, если хотите. Я всегда стараюсь держаться поодаль, чтобы все могли как следует на него посмотреть. Вот уж тогда горжусь так горжусь. То есть, им самим горжусь. Да, очень, очень горжусь им...»

Помолитесь со мной

Господи Иисус, у Тебя есть невероятное множество людей, таких же, как мы, которые трудятся для Тебя и вместе с Тобой. Мы выполняем разные задания, и у нас совсем разные обязанности и разные проблемы, но, в конечном итоге, все мы в ответе перед Тобой. Чем бы ни занимался каждый из нас, помоги нам увидеть, что все мы вместе занимаемся лишь тем, что настойчиво предлагаем Тебя и купленное Тобою спасение погибающему миру. Мы не хотим стоять у Тебя на пути, но не хотим и отходить слишком уж далеко, чтобы не оказаться бездельниками. Все мы пугливы и чаще думаем о собственной неполноценности и безнадёжности. Помоги нам увидеть и понять, какого именно участия в Твоём деле Ты ждёшь от нас – пусть это будет даже самый неприметный вклад! И помоги нам, подобно Твоему апостолу Павлу, ощущать надлежащую гордость – гордость тем, что мы трудимся вместе с Тобой, нашим Начальником, нашим Боссом. Аминь.

Смерть, ты умрёшь!

Е в а н г е л и е   о т   И о а н н а   1 1 : 2 5 - 2 7 ,   Д е я н и я   7 : 5 4 - 6 0 ,   Д е я н и я   2 0 : 7 - 1 2

Иисус сказал ей: Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек. Веришь ли сему?
Она говорит Ему: так, Господи! я верую, что Ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир.
Слушая сие, они рвались сердцами своими и скрежетали на него зубами. Стефан же, будучи исполнен Духа Святого, воззрев на небо, увидел славу Божию и Иисуса, стоящего одесную Бога, и сказал: вот, я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога.
Но они, закричав громким голосом, затыкали уши свои, и единодушно устремились на него, и, выведя за город, стали побивать его камнями.
Свидетели же положили свои одежды у ног юноши, именем Савла, и побивали камнями Стефана, который молился и говорил: Господи Иисусе! приими дух мой. И, преклонив колени, воскликнул громким голосом: Господи! не вмени им греха сего. И, сказав сие, почил.
В первый же день недели, когда ученики собрались для преломления хлеба, Павел, намереваясь отправиться в следующий день, беседовал с ними и продолжил слово до полуночи.
В горнице, где мы собрались, было довольно светильников. Во время продолжительной беседы Павловой один юноша, именем Евтих, сидевший на окне, погрузился в глубокий сон и, пошатнувшись, сонный упал вниз с третьего жилья, и поднят мертвым. Павел, сойдя, пал на него и, обняв его, сказал: не тревожьтесь, ибо душа его в нем.
Взойдя же и преломив хлеб и вкусив, беседовал довольно, даже до рассвета, и потом вышел. Между тем отрока привели живого, и немало утешились.

Я всегда боялся смерти. Будучи семилетним малышом, я лежал в постели и думал о том, как мне быть, если умрут мои родители. Я знал, что всем людям придётся умирать, потому что моя любимая бабушка умерла, когда мне было шесть, и всякий раз, когда я думал о ней, где-то в животе у меня начинало ворочаться холодное, тяжёлое, как свинец, горе. Мама сказала мне, что бабушка пошла на небо и что мы с ней однажды встретимся, так что тут всё было хорошо. Но мысль о том, что кто-нибудь ещё уйдёт туда раньше, чем я, была просто невыносима. Иногда от беспокойства я даже не мог заснуть и звал маму, чтобы она села на кровать возле меня и сказала, что всё будет в порядке. Утром оказывалось, что всё действительно в порядке – утро и смерть просто несовместимы! – но к наступлению ночи беспокойство возвращалось, и моя голова наполнялась чернотой, которая была чернее темноты в моей комнате. Я ненавидел смерть! Зачем вообще жить, если все равно придётся умирать? Моя маленькая душа яростно бушевала против смерти.
Этот страх не покинул меня и тогда, когда я стал взрослым. Более того, он усилился, потому что все эти разговоры про небеса уже не казались мне убедительными. Неизбежный факт смерти был, как тяжёлое одеяло, глушившее всякую возможность по-настоящему отдаться радости жизни. Знакомые ощущения, а?
Эти слова Иисуса из 11 главы Евангелия от Иоанна были первым лучом надежды, озарившим мрак в моей душе. Голос, произносивший эти слова, звучал уверенно и властно, хотя и говорил с мной с помощью печатной страницы. Я открыл, что с приходом Иисуса всё изменилось: Он схватил смерть за шкирку, потряс ее, как паршивую крысу, и, благодаря Своему распятию и воскресению, полностью одолел её. И теперь, как и сказано во втором и третьем отрывке (а можно было бы привести ещё много других примеров) переход от жизни к смерти стал менее пугающим, обратимым, а в свете вечности даже неважным. Книга Деяний полна невыразимой радости, царившей среди самых первых последователей Христа по мере того, как они испытывали на себе и видели своими глазами силу этого нового принципа. Попробуйте прочитать Книгу Деяний как приключенческий роман – это просто здорово!
Я все ещё ненавижу смерть и сержусь на неё. Я ненавижу её, потому что она причиняет людям такое отчаянное горе, врывается в жизнь жутким одиночеством, а иногда оставляет и следы физического увечья. Я не могу распевать весёлые песни восхваления, стоя возле могилы и думаю, что Иисус тоже не смог бы этого сделать. Для этого Он был слишком здравомыслящим человеком. Но в глубине своего сердца я знаю, что в самом важном смысле, на самом важном уровне мне уже не нужно ничего бояться. Человек, умерший за мои грехи, преодолел смерть, и вся власть сейчас принадлежит Богу.
Что бы я сказал, если бы что-то страшное случилось с одним из моих детей? Могу только сказать, что я не знаю. Я не знаю, почему Он допускает, чтобы иногда происходили подобные ужасы. Но я знаю, что та боль, которую переживаем мы, пронизывает и Его сердце, и я не собираюсь раскладывать такие вопросы по аккуратным полочкам и давать на них приличные, прилизанные ответы. Иисус ничего подобного не делал. Во всём, что происходит, Он – рядом с нами.

Помолитесь со мной

Иисус, многим из нас известна эта боль – когда умирают любимые люди.
Некоторые из нас обижены. Нам бы и не хотелось обижаться, но так уж оно есть. Нам хотелось бы знать, почему Ты ничего не сделал, чтобы помочь, хотя мы и молились, так долго и упорно. Зачем все это, Господи? Зачем? Ты говоришь, что любишь нас, а потом разбиваешь нам сердца, забирая людей, которые были нам дороже всех на свете. Зачем всё это?
Некоторые из нас до сих пор не уверены насчёт небес, спасения и всего такого. Ты точно можешь сказать, что всё будет в порядке? Правда ли всё то, что написано в Библии? Ты действительно будешь ждать нас, когда мы туда придём? Да? Будешь?
Некоторые из нас, Иисус, очень боятся умирать в муках и боли. Иногда мы просыпаемся в холодном поту, полные какой-нибудь долгой, мучительной болезнью. Будешь ли Ты с нами, если это вдруг произойдёт? Мы ещё раз прислушиваемся к Твоему спокойному, сильному голосу, Господи, и стараемся не унывать:
«Я есмь Воскресение и Жизнь. Верующий в Меня жив будет, а если и умрёт, оживёт; а живущий и верующий в Меня не умрёт вовек. Веришь ли сему?»
Господь Иисус, спасибо Тебе за то, что умер вместо меня. Прими и прости наши вопли гнева, боли и сомнения. Мы верим – помоги нашему неверию! Аминь.

Друзья

Р у ф ь   1 : 1 6 - 2 0

Но Руфь сказала: не принуждай меня оставить тебя и возвратиться от тебя; но куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог – моим Богом; и где ты умрешь, там и я умру и погребена буду; пусть то и то сделает мне Господь, и еще больше сделает; смерть одна разлучит меня с тобою. Ноеминь, видя, что она твердо решилась идти с нею, перестала уговаривать ее.
И шли обе они, доколе не пришли в Вифлеем. Когда пришли они в Вифлеем, весь город пришел в движение от них, и говорили: это Ноеминь?
Она сказала им: не называйте меня Ноеминью, а называйте меня Марою, потому что Вседержитель послал мне великую горесть

Книга Руфь – это свежий, ободряющий ветерок посреди драматических, бурных штормов Ветхого Завета. Её персонажи – такие милые люди! Мне бы хотелось иметь в приятелях и саму Руфь, и Вооза, и Ноеминь. Они такие обыкновенные, такие человеческие люди, и в нашем отрывке мы видим, как Ноеминь почти что готова сдаться на милость совершенно иллюзорного страха – страха, что в этом мире Бог оставил её практически без ничего.
Она действительно многое потеряла. Смерть мужа и двоих сыновей остаётся трагедией в любом веке, в любой стране. Но именно в её стране и именно в её время эта смерть была ни с чем ни сравнимым бедствием. Однако на самом деле Господь привёл Ноеминь в её родной город Вифлеем вовсе не «с пустыми руками». Даже в тот момент, когда она произносила эти слова, рядом с нею стояла невестка, преданнее и заботливее которой трудно было и представить. Руфь вполне могла возвратиться в землю Моавитскую, под кров своих родных, но вместо этого она осталась со своей свекровью. Может быть, молодая вдова была даже немного обижена таким беспросветным отчаянием Ноемини.
Несколько месяцев назад моей жене позвонил один наш старый друг, который живёт в Шотландии с женой и двумя ребятишками. Очень милая семья. Многие годы Тед вместе с Сэлли занимались христианской работой среди молодёжи и стали очень опытными, умелыми работниками. Однако время от времени в их жизни, подобно ядовитой жидкости под кожей, накапливаются критические ситуации, затем следует «нарыв» – а когда он прорывается, они обычно приезжают к нам погостить. Временами мы тоже пользуемся их семейством как своеобразным «противоядием». На этот раз они по-настоящему отчаялись. Мы сидели за столом, дети играли в саду. Тед был в мрачном настроении.
«Мы все чувствуем, что Бог оставил нас, – угрюмо произнёс он. – Мы совершенно одиноки и беспомощны.»
Я уж было начал сочувственно кивать головой и привычно бормотать что-то вроде «да-конечно-я-понимаю-что-ты-имеешь-в-виду», как вдруг до меня дошло, что Тед говорит совершеннейшую чепуху. Вот сидим все мы, Тед и Сэлли, Бриджет и я, маленькая клеточка Тела Христова, и поддерживаем друг друга, как поддерживали уже много лет, и подобное возможно именно потому, что давным-давно Бог дал нам друг друга как раз для этой цели. Конечно, бедному Теду понадобилось какое-то время, чтобы по достоинству оценить эту мысль. Меня тоже всегда раздражает, когда мне говорят, что моё несчастье может быть вовсе не таким чёрным и глубоким, как мне казалось!
Когда в своей жизни мы попадаем в такие вот «карманы» отчаяния, наверное, нам стоит уделить минутку для того, чтобы подумать, сколько всего Бог дал нам в лице близких, любящих друзей или любимой семьи. Иногда тот самый человек, которому мы высказываем свою безутешность, является самым удивительным даром, какой мы только получали! И ведь прикасаясь к руке собрата-христианина, мы прикасаемся к телу Иисуса здесь на земле – эта мысль внушает мне подлинное благоговение.
Что касается Ноемини,.. так ведь как раз благодаря Руфи она обрела новую семью, новое спокойствие, новую надежду, – и даже нового младенца по имени Овид, о котором можно было заботиться, которого можно было нянчить. Позднее ему было суждено стать дедушкой Давида, царя Израильского, человека по сердцу Божьему. Так что Бог привёл её домой совсем не с пустыми руками, правда?

Помолитесь со мной

Отец, сейчас я хотел бы уделить несколько минут тому, чтобы вспомнить имена тех людей, что были так близки мне все эти годы. Знаю, иногда я принимаю их как должное и даже не ассоциирую их с Тобой. Спасибо Тебе большое за их любовь и за то, что по Своей доброте Ты дал мне их. Прости меня за то, что подчас обвиняю Тебя в том, что Ты оставил меня, в то время, как Ты всегда рядом – через них. Наверное, Тебе было очень больно слышать от меня такое.
Я знаю, Отец, что у некоторых людей действительно нет близких друзей. Они боятся, что Тебе нет до них дела. Я хочу уверить Тебя, что постараюсь быть чувствительным к голосу Святого Духа, когда Он будет говорить мне о каком-то другом члене Тела Христова, который нуждается в Твоём присутствии через меня. Аминь.

Страх перед поражением

Приоткрывая настоящего себя

1   П о с л а н и е   И о а н н а 1 : 5 - 7

И вот благовестие, которое мы слышали от Него и возвещаем вам: Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы. Если мы говорим, что имеем общение с Ним, а ходим во тьме, то мы лжем и не поступаем по истине; если же ходим во свете, подобно как Он во свете, то имеем общение друг с другом, и Кровь Иисуса Христа, Сына Его, очищает нас от всякого греха.

Часто я начинаю свои выступления перед аудиториями с того, что чуть-чуть рассказываю о себе.
«Прежде всего, – объявляю я иногда, – я христианин, у которого многое не получается, как надо. Есть тут такие христиане, вроде меня?»
Если дело происходит в церкви, где все мы должны быть торжествующей армией, шагающей вперёд к победе, то в этот момент среди слушателей всегда возникает лёгкая паника. Однако как только поднимаются две-три честных и смелых руки, все остальные начинают осознавать, что открытость и уязвимость не смертельны.
«Давайте посмотрим правде в глаза, – обычно добавляю я. – Если честно, то все мы просто грязные мешки с мусором, разве не так?»
Редко-редко какой-нибудь респектабельный прихожанин начинает пыхтеть и возмущаться при таком вот недостойном описании своей персоны. Но в общем и целом, по собранию святых обычно прокатывается тихая волна облегчения и успокоения. Слава Богу, сегодня не одна из этих проповедей!
Хочу сказать вам, что выносить на свет свои слабости может оказаться довольно болезненным занятием. Я помню, даже слишком хорошо, один вечер много лет назад, после того, как я поступил на новую работу и начал заниматься с местными детьми. Мне было совершенно ясно, что некоторые из сотрудников, которыми я должен был руководить, совсем не одобряли то, как я справлялся со своей работой. Возможно, их недовольство во многом было оправданным, но сейчас речь не об этом. Все дело в том, что их критическое настроение оставалось невысказанным (по крайней мере, мне в лицо) и начинало заражать ядом общую атмосферу того отделения, где все мы работали.
Я понял, что необходимо дать возможность высказать то, о чем до сих пор умалчивалось. Однажды вечером я пригласил всю команду сотрудников к себе домой, налил всем чаю и кофе и попросил их рассказать мне, что именно, по их мнению, я делаю не так. Так они и сделали – большинство из них, – и говорили довольно подробно и довольно долго. После того, как мои гости разошлись по домам, я какое-то время плакал. Наверное, это был не самый удачный выход – вот так вот добровольно вызвать на себя бурю личной критики и жалоб, – но я знаю, что с того дня положение дел начало улучшаться. Я заметил удивительную вещь: когда критикам удаётся высказать свои претензии вслух, это почему-то заставляет их самих пристально взглянуть на собственные слабости.
Все мы жалкие грешники, и наш библейский отрывок говорит как раз об этом. Конечно, привычное и намеренное зло – это тоже «хождение во тьме». Однако для большинства из нас проблема заключается именно в том, что мы не позволяем Божьему свету осветить наши обычные проблемы, грехи и недостатки. Если мы, члены Тела Христова, открываемся друг перед другом – когда с раскаянием, когда с чувством юмора, а когда и со слезами, – даже в самом воздухе, которым мы дышим, чувствуется прощение.
Два года назад, будучи за границей, я познакомился с христианином, который всю свою христианскую жизнь сражался с одним из самых мерзких сексуальных искушений. Я стал первым человеком (помимо самых близких членов семьи и психолога-консультанта), с которым он поделился своим несчастьем. Я ещё никогда не видел такого сплава душевных, духовных и физических страданий, какой перенёс тот человек в момент своего самооткровения. Ему было больно, мне было трудно, но в тот момент исповеди на его грех пролился свет, и мы с ним пребывали в истинном общении.

Помолитесь со мной

Господи, мне хотелось бы быть более открытым, но позволь мне сказать Тебе, что тревожит меня сильнее всего. Если я приоткроюсь и расскажу о себе, сделают ли остальные то же самое? Или они струсят и начнут смотреть на меня, как на пришельца с другой планеты? Как мне узнать, кому можно открыться, а кому нет? А вдруг они начнут сплетничать? Я этого не переживу. Пожалуйста, найди мне одного человечка – или двух, – на ком я мог бы «попрактиковаться». Тогда я, пожалуй, попробую. Правда, в моей голове есть такие вещи, о которых я, наверное, никогда не услышу ни на одной церковной службе. Надеюсь, что всё будет нормально. Защити меня, когда я начну приоткрываться, Отец. Было бы таким облегчением хоть разок побыть таким, какой я есть на самом деле. Аминь.

Рождённый виновным

Е в а н г е л и е   о т   И о а н н а   1 : 8 - 1 0

Если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя, и истины нет в нас. Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды. Если говорим, что мы не согрешили, то представляем Его лживым, и слова Его нет в нас.

Я знавал человека, который какое-то время увлекался учением движения «богатства, здоровья и безгрешности». Когда у него начало портиться зрение, он отказался носить очки, потому что этим самым выказывается неверие Божьему обетованию исцеления. К несчастью, ожидая чудесного выздоровления, он продолжал водить машину и подтолкнул множество граждан того города, чудом избежавших столкновения с его машиной, к греху злословия и гнева. С богатством, как мне кажется, тоже было неладно, и если при всех этих обстоятельствах он продолжал оставаться безгрешным, – ну, тогда он воистину не от мира сего!
Кроме него я, по-моему, ещё ни разу не встречал человека, который считал бы себя безгрешным. Однако я встречал два других типа людей.
Первый тип – это люди, что с готовностью признают свои ошибки и пороки, но никак не связывают человеческие недостатки с неким Богом, в которого они, собственно, и не верят. Их грехи ничем не отличаются от грехов всех остальных, – так они говорят и говорят, конечно, совершенно справедливо. Правда, они не видят одного, а именно: потенциально опасного разрыва между собой и Богом, причиной которого является грех человечества, а даже не грех отдельных людей. Да поможет нам Бог отыскать более эффективные способы донести эту неотложную истину до людей, – и отбросить те способы, которые не приносят плода, а значит, зря тратят драгоценное время.
Другой тип – это люди, которые каждое утро напяливают на себя нечто вроде доспехов виновности. Их чувство вины никак не связано с обличением во грехе. Оно возникает из-за того, что люди становятся чересчур одержимы вероятностью совершить грех и совершенно забывают о том, что Иисус умер как раз для того, чтобы мы обрели покой. Боюсь, что подчас собрания христиан в небольших группах в этом отношении не приносят большой пользы. Перед вами – слегка преувеличенный вариант происходящего:

Л и д е р: (мрачно, с влажными глазами) Мне подумалось, что мы могли бы провести сегодняшний вечер, наши два положенных часа, напоминая друг другу о нашем жалком, греховном состоянии. Давайте же начнём с того, что поделимся новыми открытиями о своей злостной натуре, которые мы обрели за прошедшую неделю. Мона, может, начнёшь?

М о н а: Нет, я недостойна...

Л и д е р: Генри, может, ты?

Г е н р и: Я ещё менее достоин.

Л и д е р: Есфет?

Е с ф е т: Я просто мерзость.

Л и д е р: Джером?

Д ж е р о м: Меня нужно растереть в порошок... (пауза)

Л и д е р: Может, начнёт самый недостойный из нас?.. (дружный хор голосов: «Я, я! Я должен начинать! Дайте мне!»)

Д ж е р о м: У меня есть маленькое, уничижительное откровение.

Л и д е р: Продолжай.

Д ж е р о м: В понедельник я узрел смиренного слизняка, раздавленного на дорожке некоей бесчувственной ногой, и подумал, что это презренная тварь внесла гораздо более великий вклад в дело Божьего Царства, нежели то, что когда-либо смогу сделать для него я, мерзостное чудовище.

Л и д е р: Покаялся ли ты в излишнем самолюбовании?

Д ж е р о м: Да, и с отвращением к самому себе.

Л и д е р: Как же живут те другие, кому неизвестна та радость, что известна нам?!..

Жуткая ерунда, правда? Но всякий раз, когда верующие не понимают, что Бог просто-напросто хороший, среди них появляются люди, по-настоящему искалеченные чувством вины. Я думаю, что обращаясь к таким людям, Бог ласково говорит: «Я понимаю, как ты себя чувствуешь, но, честно говоря, Меня больше беспокоят не те вещи, над которыми ты каждый день страдаешь, но то, что ты отказываешься принять Мой дар. Прочитайте о блудном сыне, дети Мои, – и приободритесь!»

Помолитесь со мной

Отец, я прочитал историю о блудном сыне и понял, что с Тобой покаяние – вещь радостная. Мы исповедуем свои грехи, и Ты протягиваешь нам руки, желая обнять нас. Большой праздник – просто здорово! Но Господи, многие из нас заражены этой болезнью вины. Мы с ней выросли, она тяжко давит на нас, мы не можем от неё избавиться. Мы не только не называем себя безгрешными, – мы даже не принимаем прощения, когда Ты протягиваешь его нам. Нам нужно подойти поближе, чтобы ощутить Твою любовь, Отче, – чтобы почувствовать, что Ты действительно, по-настоящему любишь нас. Нам нужно не только быть чистыми, но и чувствовать себя чистыми. Спасибо, что Ты такой хороший. Сделай, пожалуйста, маленькое чудо, чтобы мы не только говорили правильные слова, но и поверили в то, что говорим. Тогда мы найдём слова и для тех, кто совсем не связывает свои грехи с Тобой. Аминь.

Вопль сердца

П с а л о м   8 7 : 2 - 8

Господи, Боже спасения моего!
днем вопию и ночью пред Тобою:
да внидет пред лице Твое молитва моя;
приклони ухо Твое к молению моему.

Ибо душа моя насытилась бедствиями,
и жизнь моя приблизилась к преисподней.
Я сравнялся с нисходящими в могилу;
я стал, как человек без силы,
между мертвыми брошенный, –
как убитые, лежащие во гробе,
о которых Ты уже не вспоминаешь
и которые от руки Твоей отринуты.
Ты положил меня в ров преисподний,
во мрак, в бездну.
Отяготела на мне ярость Твоя,
и всеми волнами Твоими Ты поразил [меня].

Не в пример другим псалмам, этот и начинается, и завершается во тьме. Единственным намёком на оптимизм кажется очевидная уверенность автора в том, что есть какой-то смысл в том, чтобы изливать все эти отчаянные мысли и чувства перед Господом, Который держит его спасение в Своих руках и может выслушать – или даже что-то сделать, если Ему будет угодно.
В наше время мы почти забыли, что такое барабанить в небесные двери. Депрессия, нездоровье и сплошные неудачи обычно способствуют тому, что наше общение с Богом засыхает. Может быть, это происходит потому, что вежливый энтузиазм и провозглашения библейских обетований считаются единственной приемлемой формой молитвы.
Человек, написавший этот псалом, пытался дотянуться до небес, находясь в ужасных, болезненных обстоятельствах, пытался привлечь внимание Бога (Которого уважал в самом практическом смысле слова) воплями отчаяния, в которых не было и тени бледной религиозности. На самом деле, нет ничего страшного в том, чтобы честно рассказать Богу всё, что мы чувствуем и переживаем.
Однажды посреди какого-то собрания я почувствовал, что некоторым из присутствовавших там людей было бы полезно уделить несколько минут тому, чтоб «простить Бога» за все, что Он сделал или не сделал в их жизни. Конечно, добавил я, в действительности Бог не сделал ничего дурного, но как раз в этом-то и вся проблема. Обида и разочарование нагнетаются, если человек не смог их выразить, а наш Бог вполне способен выдержать всю боль, которую мы ощущаем, особенно если пустить её по безопасному адресу, прямо к Нему. Через год я снова встретился с одной из женщин с того собрания, и она рассказала, как те несколько минут честного разговора с Богом чудотворным образом изменили и укрепили её с Ним отношения.
Есть только одно правило для разговора с Богом, особенно когда наша жизнь идёт наперекосяк. Говорите от сердца – как ребёнок...
Мне нет ещё и года.
Однажды, когда мне было очень-очень плохо, какие-то дяденьки пришли в наш дом и потащили меня на улицу, а потом в какой-то белый фургон. Папа отдал меня им, хотя мне было так плохо, так плохо. Он даже помогал им посадить меня в фургон, а потом тоже залез туда. Дальше нас ужасно трясло, а потом мы приехали в огромный дом, полный людей в белой одежде. Папа оставил меня какой-то тётеньке, которую я не знал, и она начала делать мне больно. И папа ей позволил! Потом он вернулся, но только на немножко и даже не взял меня на руки, даже не посмотрел меня, а всё время закрывал лицо руками. И теперь я здесь, и постоянно приходят какие-то люди и пялятся на меня. Я хочу есть, но папа ничего мне не принёс. Мне сейчас ещё хуже, чем до того, как папа отдал меня тем дяденькам. Ну почему он это сделал?! Не знаю, что будет дальше. Мне здесь не нравится, и голова кружится, и я не понимаю, почему папа не придёт и не сделает так, чтобы больше не было больно. Почему он больше не любит меня? Когда он снова зайдёт, я буду плакать, плакать и плакать...

Помолитесь со мной

Отче, в сердце у многих из нас уже давно клокочет целая буря чувств. Мы не знали, как Ты отреагируешь на то, что нам хотелось бы сказать, если мы осмелимся Тебе открыться. Если Ты и правда не возражаешь против того, чтобы мы были с Тобой совершенно откровенны, тогда помоги нам открыть рот и выпустить к Тебе весь гнев, обиду, жалобы и все остальное. Некоторым из нас хочется кинуться к Тебе на колени и застучать кулаками Тебе в грудь, как делают порой дети, и, может быть, даже кричать: «Ненавижу Тебя! Ненавижу! Ненавижу!» Малыши после этого обычно плачут, а потом засыпают, свернувшись клубочком на коленях у того, на кого только что кричали. О, Отец! Некоторым из нас очень хочется это сделать. Помоги нам, пожалуйста! Аминь.

Помогая беспомощным

П с а л о м   8 7 : 1 4 - 1 9

Но я к Тебе, Господи, взываю,
и рано утром молитва моя предваряет Тебя.
Для чего, Господи, отреваешь душу мою,
скрываешь лице Твое от меня?
Я несчастен и истаеваю с юности;
несу ужасы Твои и изнемогаю.
Надо мною прошла ярость Твоя,
устрашения Твои сокрушили меня,
всякий день окружают меня, как вода:
облегают меня все вместе.
Ты удалил от меня друга и искреннего;
знакомых моих не видно.

Как помочь человеку, пребывающему в такой темноте? Мне кажется, этому парню не поможет ни специальная брошюрка, ни подходящий стих из Библии, ни даже христианская книжка на эту тему. А?
Мне известно такое вот переполняющее душу отчаяние, о котором говорит здесь псалмопевец, и меня совершенно не удивляет, что от него шарахаются и друзья, и соседи. Могу поведать вам из своего собственного опыта, что в таких случаях самым важным является не то, что люди говорят, и даже не то, что они делают. Здесь важно, какие они на самом деле. Прочность и реальность веры человека очень быстро выплывает наружу, когда он или она сталкивается с крахом в жизни другого.
Некоторые впадают в панику. Им хочется, чтобы проблема разрешилась, чтобы можно было как можно быстрее все исправить и избавиться от неприятностей, потому что неприкрытые шероховатости и раны угрожают разрушить то искусственно аккуратное, религиозное строение, которое позволяет им чувствовать себя спокойно. Но если кто-то ради собственного спокойствия и облегчения наскоро налепляет лейкопластырь на глубокие, рваные раны, такие действия вряд ли принесут больному пользу.
Другие решительно принимаются искать первопричину проблемы, будучи убеждены в том, что если только им удастся выяснить, на что именно надо возложить руки, какой именно дух надо изгнать, за какую именно победу помолиться, то всё будет замечательно. Конечно, в стремлении найти причины нет ничего плохого, но что, если поиски ни к чему не приводят?
Больше всего мне всегда помогали те друзья, которые не требовали быстрого разрешения всех трудностей, которые готовы были мириться с тем, что не всё понятно, которые не стремились с помощью моего выздоровления разрешить какую-нибудь свою проблему, которые были рады пребывать в руках Божьих, не настаивая на том, чтобы активно вмешиваться в мою жизнь, которые просто были рядом со мной, когда мне было нужно, чтобы хоть кто-то был рядом.
Спасибо Господу за Его рядовых пехотинцев, которые готовы придти на помощь.

Помолитесь со мной

Господи, помоги нам нести такое же бескорыстное, неосуждающее сострадание нашим падающим, слабым друзьям, какое мать Тереза и её сёстры несут истощённым нищим, в которых они видят Иисуса.
Мы должны научиться контролировать ту панику, которая поднимается в нас при виде страдания и неуверенности в других людях. Мы знаем, что им нужна любовь, а не религия, но иногда их тьма угрожает свету, живущему в нас, и мы стараемся побыстрее захлопнуть перед ними дверь, швырнув стих из Библии, или назидание, или предостережение, или «Да благословит тебя Господь!» куда-то приблизительно в их направлении. Отче, нам хочется больше походить на Иисуса, Чья любовь всегда точно соответствовала личным человеческим нуждам. Это обойдётся нам недёшево. Мы знаем. Помоги нам не быть злыми и трусливыми. Аминь.

Чтобы музыка была ещё прекрасней

Римлянам 15:1-6

Мы, сильные, должны сносить немощи бессильных и не себе угождать. Каждый из нас должен угождать ближнему, во благо, к назиданию. Ибо и Христос не Себе угождал, но, как написано: злословия злословящих Тебя пали на Меня. А все, что писано было прежде, написано нам в наставление, чтобы мы терпением и утешением из Писаний сохраняли надежду. Бог же терпения и утешения да дарует вам быть в единомыслии между собою, по учению Христа Иисуса, дабы вы единодушно, едиными устами славили Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа.

Прочитав этот отрывок, я почесал в голове и спросил себя: к какой категории отношусь я сам? К бессильным, с чьими немощами нужно мириться, или к сильным, которым следует эти немощи выносить? Разве в Писании не сказано, что если я чувствую себя сильным, то, скорее всего, я слаб, а если кажусь себе слабым, то, наверное, я силён? Значит, если мне кажется, что я силён, то остальные люди должны мириться с моими слабостями, потому что на самом деле я бессилен? Может мне лучше засунуть голову в ведро с цементом и спеть колыбельную песенку, таращась на луну?
Бывает ли у вас, что вы тоже запутываетесь вот в таких вот богословских узлах? У меня к этому особый талант. Вообще-то, как и другие очевидные загадки, эти узлы почему-то распутываются, как только мы вспоминаем о забытом до сих пор понятии «доброты». Я одновременно слаб и силён (как и большинство из нас), и мне необходимы доброта и терпение братьев и сестёр, когда я на весь мир провозглашаю свою убеждённость в том, что на небо попадут только люди в костюмах из фиговых листочков, – или любую другую свеженькую доктрину, которой я одержим на данный момент. Я надеюсь, что друзья мягко отговорят меня от наиболее безумных идей, но в момент своего расцвета каждая из этих сменяющих друг друга фаз кажется ужасно важной.
Кстати, мне, в частности, нужно научиться уважать щепетильность других людей в их принципах и убеждениях, особенно если эти убеждения, скорее, ведут к порабощению, а не к свободе. Нельзя силой и давлением выбивать из людей их характер и мышление (хотя иногда смехом можно слегка изменить их внешние проявления).

Помолитесь со мной

Это трудный урок, Господи. Я как будто слышу, как Ты говоришь мне: что бы я ни делал, и какими бы замечательными или важными мне (или кому-то ещё) ни казались мои достижения, все они бесполезны, если не помогают нам достичь той гармонии, которая должны существовать между членами Тела Христова. Я не возражаю против того, чтобы признать себя слабым, – теоретически, – но должен признаться, что по-настоящему боюсь показаться слабым в определённых ситуациях. Ещё приходится признать, что я нередко ловлю себя на том, что уничижительно и презрительно говорю о других собратьях-христианах только потому, что некоторые их привычки и слова кажутся мне немощными и глупыми и не соответствуют моему представлению о том, как всё должно быть в Церкви. Прости нас за те минуты, когда мы высказываем подобные замечания; они никогда не приносят никакой пользы и неизменно обижают Святого Духа. Прости наше высокомерие по отношению к тем людям, которых Ты любишь. Мы хотим, чтобы единый голос Церкви звенел счастьем и подлинной гармонией. Аминь.

Работая на пределе

1 Послание к коринфянам 12:14-20

Тело же не из одного члена, но из многих. Если нога скажет: я не принадлежу к телу, потому что я не рука, то неужели она потому не принадлежит к телу? И если ухо скажет: я не принадлежу к телу, потому что я не глаз, то неужели оно потому не принадлежит к телу? Если все тело глаз, то где слух? Если все слух, то где обоняние? Но Бог расположил члены, каждый в составе тела, как Ему было угодно. А если бы все были один член, то где было бы тело? Но теперь членов много, а тело одно.

Есть в этом какая-то свобода, когда признаёшь свои собственные настоящие, человеческие ограничения. Я говорю «настоящие», потому что не собираюсь уговаривать вас перестать учиться, улучшать и подтягивать слабые места. Скорее, я хочу сказать, что когда, подобно блудному сыну, мы «приходим в себя», осознавая неизменную сущность своей личности, лучше всего нам будет с радостью предложить самих себя Богу в качестве вклада для созидания Тела. Нет смысла пытаться быть тем, кем мы не являемся.
Иногда нужно быть болезненно ранимыми.
Когда меня впервые попросили выступить на радиопрограмме «Минута на размышление» в девять пятнадцать утра, на BBC Радио 2, я ужасно обрадовался, но одновременно и испугался. Я радовался, потому что этот коротенький радиосюжет транслировался прямо посередине очень популярной мирской программы, и я был более-менее уверен, что моя манера говорить и писать как раз замечательно подходила именно такой аудитории.
Боялся я потому, что перед лицом критики я неизменно начинаю агрессивно защищаться. Негативные замечания разъедают мою уверенность настолько, что моё выступление превращается в бледную, заикающуюся, немощную пародию на то, что могло бы быть. Я не говорю, что критика мне не нужна. Я хочу сказать одно: мне всегда нужно знать, что критикующий меня человек действительно ценит меня и мою работу. Ужасно, правда? Но именно об этом я больше всего беспокоился, когда впервые познакомился с Майклом Уокелином (который был в то время продюсером «Минуты на размышление») в его лондонском офисе.
И вот, мы сидели и обсуждали, что именно я мог бы сказать во время программы, как вдруг мне пришло в голову, что можно попытаться по-настоящему выложить все карты на стол. Это было жутко неловко – все равно, что показать деревянный протез тому, кто только что предложил вам пробежаться (ну, так мне кажется).
– Кстати, – сказал я, – должен вам сказать, что качество второй моей программы будет почти полностью зависеть от того, как вы оцените первую.
Майкл, милый, приятный человек, был слегка ошарашен.
– Что вы имеете в виду? – спросил он.
– Скажите мне, что всё прошло замечательно.
– Даже если это будет неправда?
– Скажите мне, что всё было замечательно, вне зависимости от того, действительно это было замечательно или нет. И тогда следующая программа будет замечательная. Если вы разорвёте мой первый сюжет на кусочки, я умру невидимой смертью, и потом все пойдёт насмарку.
И вот что случилось после этого. После трансляции моей первой «Минуты», Майкл сказал мне, что она прошла чудесно, усилием воли я ему поверил, и потом всё пошло хорошо.
Те таланты и способности, которыми я обладаю, живут в очень хрупком сосуде, и для того, чтобы ими пользоваться и совершенствовать их, мне приходится крепко полагаться на других людей. Ясный, безо всяких преувеличений, взгляд на наши сильные стороны вкупе с таким же трезвым осознанием наших слабостей и ограничений просто не может не укрепить Тела Христова.
Наверное, вы захотите сказать, что Бог может исправить слабые места и убрать наиболее досадные ограничения. Ну, да, Он, конечно, может это совершить, но ведь это Его дело. А до тех пор, пока Он этого не сделал, большинству из нас придётся жить с тем, что у нас есть, а у нас есть только лишь мы сами – ну, и ещё мы есть друг у друга!
Интересно, что же Майкл на самом деле подумал о той, самой первой программе?

Помолитесь со мной

Отец, когда я дохожу до предела своих возможностей, я не хочу продолжать идти вперёд, как эти глупые герои мультиков, которые вдруг осознают, что уже секунд пять шагают по воздуху и в результате пулей летят на сотни метров вниз. Я буду внимательно смотреть, стараясь увидеть Твои сигналы о том, что нужно остановиться. Помоги мне справиться с моими собственными ограничениями, Отец! Аминь.

Голос из темноты

Евангелие от Марка 15:33-34

В шестом же часу настала тьма по всей земле и продолжалась до часа девятого. В девятом часу возопил Иисус громким голосом: Элои! Элои! ламма савахфани? – что значит: Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?

Этот отрывок даёт нам разрешение говорить правду из темноты. Иногда отчаяние может быть настолько чёрным, что наши молитвы наполняются сомнениями и вопросами. Именно тогда, когда нам страшнее всего, когда мы чувствуем себя потерянными, нам и нужно обратиться к Богу. Именно так поступил Иисус.

Помолитесь со мной

Как раз сегодня я кажусь себе безнадёжным неудачником.
О чём мне позволено Тебя спрашивать, Отец?
Можно ли мне спросить, почему Ты делаешь всё таким трудным?
Вот, сказал эти слова и тут же почувствовал себя виноватым.
Может, на самом деле всё совсем и не трудно.
Наверное, всё дело во мне.
Наверное, из-за моего воспитания, из-за моего характера,
из-за моих обстоятельств так оно и должно было получиться,
что мне всегда будет трудно.
А может, я просто пытаюсь себя оправдать?
А что, если я обманываю себя?
Что, если глубоко-глубоко внутри себя я знаю, что трудно мне именно из-за того, что сам я намеренно делал или не делал?
Что, если я – один из тех, званых, но не избранных?
В таком случае, всё не просто трудно, а невозможно.
А что, если Тебя вообще нет, и смерть – это внезапное падение в молчание?
(Кстати, если Тебя нет, не мог бы Ты мне об этом сообщить – до пятницы, если можно?)
Бывают минуты, Отец, когда всё так легко, так легко, что я никак не могу припомнить, почему же всё казалось мне таким трудным.
Эти минуты проходят – они драгоценны, – но они проходят.
Ты заметил, когда они проходят, я всегда пытаюсь уйти прочь, но не могу?
Знаешь, наверное, я буду следовать за Тобой, даже если Тебя нет.
Даже если я не избранный.
Даже если и дальше всё будет трудно...
Ты всё ещё слушаешь меня?
Извини, что я заварил такую кашу.
Просто, понимаешь, как раз сегодня почувствовал себя полностью безнадёжным.
Руки болят и ноги.
И в боку тоже больно.

Гедеон:
испуганный человек
с ответственным поручением

В беде без Бога

Книга Судей 6:1-11

Сыны Израилевы стали опять делать злое пред очами Господа, и предал их Господь в руки Мадианитян на семь лет. Тяжела была рука Мадианитян над Израилем, и сыны Израилевы сделали себе от Мадианитян ущелья в горах и пещеры и укрепления. Когда посеет Израиль, придут Мадианитяне и Амаликитяне и жители востока и ходят у них; и стоят у них шатрами, и истребляют произведения земли до самой Газы, и не оставляют для пропитания Израилю ни овцы, ни вола, ни осла. Ибо они приходили со скотом своим и с шатрами своими, приходили в таком множестве, как саранча; им и верблюдам их не было числа, и ходили по земле Израилевой, чтоб опустошать ее. И весьма обнищал Израиль от Мадианитян, и возопили сыны Израилевы к Господу.
И когда возопили сыны Израилевы к Господу на Мадианитян, послал Господь пророка к сынам Израилевым, и сказал им: так говорит Господь Бог Израилев: Я вывел вас из Египта, вывел вас из дома рабства; избавил вас из руки Египтян и из руки всех, угнетавших вас, прогнал их от вас, и дал вам землю их, и сказал вам: «Я – Господь Бог ваш; не чтите богов Аморрейских, в земле которых вы живете; но вы не послушали гласа Моего».
И пришел Ангел Господень и сел в Офре под дубом, принадлежащим Иоасу, потомку Авиезерову; сын его Гедеон выколачивал тогда пшеницу в точиле, чтобы скрыться от Мадианитян.

Наверное, с моей стороны это прозвучит довольно нахально, если я скажу, что, по сути, мы связали Бога по рукам и ногам. Поэтому я не буду говорить ничего подобного, – хотя на самом деле так оно и есть. Я знаю, Он бывает очень строгим и страшным в Своём могуществе и власти, но при этом Он никогда не отказывается от нас. Он всегда готов принять нас назад, разве не так? Не могу сказать, что я постоянно держу эту удивительную истину на самом видном месте в своей голове и безотказно в неё верю. Но где-то в дальнем сейфе моего сознания, под замком, надёжно запрятана эта старая, толстая папка по названием «БОГ ЛЮБИТ ТЕБЯ!» Туда её положил Сам Бог и забрал ключи Себе, так что от папки мне не избавиться, даже если я очень захочу. Бывало такое, что мне действительно этого хотелось, но, слава Богу, Он не позволил мне этого сделать.
То же самое можно сказать о Божьем народе, израильтянах, которых мы встречаем на протяжении всего Ветхого Завета. Бог никогда не сдавался. И теперь, к тому времени, когда Гедеон (один из моих давних любимцев) вот-вот должен появиться на библейской сцене, Божий народ уже претерпел семь долгих, несчастных лет безжалостного грабительства со стороны могущественных мадианитян. Ну и жизнь! Какое унижение, должно быть, для когда-то гордого народа прятаться по горным пещерам и испуганно выглядывать из-за крепостных стен, зная, что без Божьего вмешательства ничего не изменится, как бы тяжко они ни трудились, как бы отчаянно ни воевали.
Эти люди сами заключили себя в темницу страха и угнетения, – ведь они упрямо предавали Бога, поклоняясь лжебогам аморреев. Но теперь они поняли, что дальше так нельзя. Подобно блудному сыну, они пришли в себя и возопили к истинному Богу, чтобы Тот пришёл и спас их ещё раз. В ответ Бог горячо заговорил с ними об их непослушании, а потом, поскольку ни на минуту не переставал их любить, придумал план их избавления и послал ангела в Офру, чтобы начать приводить его в исполнение.
За многие годы я не раз бывал в подобных темницах. Наверное, вы тоже. Так легко взять духовную монету, которую даёт нам Бог, и истратить её на что-нибудь неугодное Ему и вредное для нас самих. Медленно, почти незаметно наши приоритеты начинают меняться по мере того, как лжебоги века сего взгромождают свои жирные, самодовольные туши на престолы наших сердец.
Так начинается гниение. Мы становимся недовольными и пугливыми. Слишком много вокруг врагов, а мы слишком слабы, чтобы им сопротивляться. Оказавшись в полном отчаянии, мы начинаем спрашивать себя: Возможно ли, что Бог до сих пор любит нас, даже если мы так долго к Нему не приходили? Робко и несмело мы протягиваем к Нему руки, отчаянно надеясь, что и Он наклонится к нам навстречу. Возможно ли перейти от страха к любви? Рассказ о Гедеоне уверяет, что да, возможно, – но кроме того, он напоминает нам, что Божьи замыслы спасения (включая самых главный из них) почти неизменно начинаются с чего-то очень маленького.

Помолитесь со мной

Отче, так много Твоих прежних друзей далеко отошли от Тебя. Некоторые из них сейчас читают эту книгу. Некоторых из них мы знаем. Пожалуйста, вернись в их жизнь и помоги им! На самом деле, они просто несчастные, беспомощные израильтяне, Господи. И в их жизни всё идёт совсем плохо – они всё время что-то скрывают, пытаются защититься, терпят неудачу за неудачей и постепенно отчаиваются. Они, должно быть, сошли с ума, если не принимают Тебя в расчёт. Мы взываем к Тебе о них, Господи, и пожалуйста, помоги им тоже начать взывать к Тебе о себе самих. Мы знаем, что Ты простишь их. Мы знаем, что Ты скучаешь по ним. Мы знаем, что всем Своим сердцем Ты желаешь вновь прижать их к Себе.
Господи, ну сделай, пожалуйста, что-нибудь, хоть самое маленькое, для заблудших, а? Аминь.

Когда настаёт решающий момент

Книга Судей 6:11-16

И пришел Ангел Господень и сел в Офре под дубом, принадлежащим Иоасу, потомку Авиезерову; сын его Гедеон выколачивал тогда пшеницу в точиле, чтобы скрыться от Мадианитян. И явился ему Ангел Господень и сказал ему: Господь с тобою, муж сильный!
Гедеон сказал ему: господин мой! если Господь с нами, то отчего постигло нас все это бедствие? и где все чудеса Его, о которых рассказывали нам отцы наши, говоря: «из Египта вывел нас Господь»? Ныне оставил нас Господь и предал нас в руки Мадианитян.
Господь, воззрев на него, сказал: иди с этою силою твоею и спаси Израиля от руки Мадианитян; Я посылаю тебя.
Гедеон сказал ему: Господи! как спасу я Израиля? вот, и племя мое в колене Манассиином самое бедное, и я в доме отца моего младший.
И сказал ему Господь: Я буду с тобою, и ты поразишь Мадианитян, как одного человека.

Наверное, ангелы уже привыкли без звука исполнять Божьи поручения, даже если эти поручения кажутся совершенно сумасшедшими. Ангел из этой истории, скорее всего, был ошеломлён, когда ему было велено идти и обратиться к Гедеону (к Гедеону! Это изо всех-то людей!) как к «мужу сильному». Гедеон встретил посланца на удивление прохладно. Наверное, я среагировал бы точно так же, если бы принадлежал к самой жалкой семье из всего народа, а какой-то незнакомый религиозный маньяк вдруг торжественно провозгласил бы, что мне предстоит победить всю армию противника, как одного человека. Пожалуй, я быстренько набрал бы номер ближайшей психбольницы и попросил бы их проверить, не сбежал ли у них кто-нибудь из больных. И даже если бы оказалось, что этот незнакомец действительно принёс вести от Господа... но ведь последнее время что-то не было видно никаких признаков того, что Бог может или хочет вмешаться в ситуацию, как Он делал это в прошлом.
Гедеона пришлось долго убеждать, и я его в этом не виню. Я знаю, как это бывает, когда человек внутренне запрограммирован на неудачу. Бывало, и я чувствовал себя маленьким и никому не нужным. Мне тоже знаком этот гложущий страх, что вот, придёт какой-нибудь жуткий, решающий момент, и я обязательно подведу тех, кто больше всего на меня полагался. Иногда, обычно посреди ночи, меня вдруг охватывает паника, и моё воображение измывается надо мной, рисуя страшные картины того, как члены моей семьи один за одним умирают ужасной смертью, а я беспомощно стою рядом и смотрю на происходящее, парализованный страхом и чувством собственной неполноценности. Любопытно заметить, что хотя все эти страхи совершенно реальны, но в той единственной ситуации, которая предоставила мне именно такое испытание, моя реакция доказала, что страхи эти могут быть абсолютно безосновательными. Я понимаю, что мой рассказ покажется мелким и тривиальным тем из моих читателей, которым приходилось спасать людей из горящих домов и бороться с тиграми-людоедами, но для меня то происшествие было очень-очень значительным.
Однажды утром мы с Бриджет решили съездить в соседнюю деревню, где есть старинная чайная, в которой, как нам кажется, подают самый замечательный чай и продают самые вкусные пирожные в Сассексе. Нам очень хотелось, чтобы эта поездка удалась, потому что предыдущий визит в это чудесное заведение закончился несколько внезапно, когда нашу младшую дочку Кэти вдруг затошнило, да так сильно, что хуже не бывает. Дети из семьи Плассов всегда очень щедро делились непереваренным содержимым своих желудков, и Кэти не являлась исключением из правила. Обильно и немилосердно, она вывалила всё из своего желудочка и при этом захватила такое количество покупателей, какое только можно было задеть одним бессознательно искусным, мощным выбросом. Хозяева чайной оказались очень милыми людьми. Они настойчиво упрашивали нас приехать как-нибудь ещё раз, и в самом скором времени. Однако по мере того, как мы переносили нашу маленькую зеленоватую дочурку в машину в атмосфере общего уныния и мутной тоски, мы думали, что вряд ли окажемся здесь ещё раз.
И вот, искушённые животным желанием съесть побольше самых лучших пирожных в мире, мы вернулись!
На этот раз Кэти не тошнило, и мы возрадовались своей полной реабилитации. Правда, возрадовались мы чересчур бурно. Вернее, я. Направляясь к машине, с полным животом чая и пирожных, я торжествующе подпрыгнул с Кэти на руках, – и вдруг почувствовал, что безвозвратно теряю равновесие. Через секунду я должен был свалиться прямо носом на дорожку, а Кэти предстояло оказаться сплющенной между моим тяжеловесным брюхом и жёстким асфальтом автомобильной стоянки. Я не принимал никаких героических решений, на это просто не было времени. Важно было лишь одно: чтобы Кэти осталась цела и невредима. Каким-то образом во время падения я исхитрился повернуться и шлёпнуться на спину вместо живота. У меня перехватило дыхание, потом оказалось, что я набил несколько синяков и получил пару-тройку царапин, но с Кэти всё было в порядке, – правда, она слегка подивилась на нашу новую игру.
В конце концов, она была моя родная дочь, и именно это вызвало столь немедленную реакцию. Несомненно, точно так же поступил бы любой родитель, любящий своего ребёнка.
Я подозреваю, что будет намного лучше, если мы сосредоточим все свои усилия на том, чтобы всё больше приближаться к Иисусу, – вместо того, чтобы угрюмо размышлять, как именно мы можем Его подвести. Потому что в решающий момент самым важным окажется, насколько реальными – или притворными – были наши с Ним отношения.

Помолитесь со мной

Отец, было бы очень глупо молиться о том, чтобы настал вот такой решающий, критический момент. Кому нужны лишние кризисы? Однако мы знаем, что если уж мы решились пойти за Тобой, может случиться всё, что угодно, – и мы хотим быть к этому готовы. Когда придёт время испытаний, пусть наша любовь окажется больше страха. Мы хотели бы быть настолько близки Тебе, чтобы вслед за Иисусом повторить Его слова, сказанные в Гефсимании: «Не моя воля, но Твоя да будет!» – и повторять их не просто так, но от всего сердца. Большинство из нас, наверное, ещё не достигли таких высот. Научи каждого из нас, как укрепить ту нить, что связывает нас с Тобой. Мы ещё больше будем стараться услышать Твой голос. Мы будем пытаться узнавать Тебя в страдающих людях вокруг. Мы попытаемся пойти за Тобой в тёмные и опасные места, – а там уж дело за Тобой! Аминь.

Физический страх

Книга Судей 6:25-30

В ту ночь сказал ему Господь: возьми тельца из стада отца твоего и другого тельца семилетнего, и разрушь жертвенник Ваала, который у отца твоего, и сруби священное дерево, которое при нем, и поставь жертвенник Господу Богу твоему, явившемуся тебе на вершине скалы сей, в порядке, и возьми второго тельца и принеси во всесожжение на дровах дерева, которое срубишь.
Гедеон взял десять человек из рабов своих и сделал, как говорил ему Господь; но как сделать это днем он боялся домашних отца своего и жителей города, то сделал ночью.
Поутру встали жители города, и вот, жертвенник Ваалов разрушен, и дерево при нем срублено, и второй телец вознесен во всесожжение на новоустроенном жертвеннике.
И говорили друг другу: кто это сделал?
Искали, расспрашивали и сказали: Гедеон, сын Иоасов, сделал это.
И сказали жители города Иоасу: выведи сына твоего; он должен умереть за то, что разрушил жертвенник Ваала и срубил дерево, которое было при нем.

В церкви мы не слишком часто разговариваем о страхе перед физическим насилием, правда? Меня он преследует, как чёрная тень, сколько я себя помню. Не то, чтобы у меня были какие-то проблемы с агрессивными видами спорта. Когда я был помоложе, в регби мне нравилось играть ничуть не меньше, чем во что-то другое. Я боюсь, когда люди намеренно, злорадно причиняют боль другим. Как и Гедеону, мне гораздо легче совершать героические и отчаянные поступки в темноте, нежели в открытую рисковать получить по шее от тех, кого я оскорбляю этими героическими поступками. Пожалуйста, поймите меня правильно. Я вовсе не подвержен иллюзиям и не считаю, что всем остальным безумно нравится, когда их избивают до полусмерти, в то время, как я самым странным образом реагирую на подобные здоровые развлечения несколько негативно. Я имею в виду мрачную, неотвязную, поглощающую меня мысль о возможности внезапного, катастрофически неотвратимого насилия, которое грубо уничтожает всякие силы разума, духа и души подобно тому, как огромный мужской ботинок одним махом расплющивает ползущую улитку.
Я не хочу, чтобы моя скорлупа с треском впивалась в нежное, ранимое тельце.
Я знаю, что эта мысль не нова, но я всегда больше боялся самого страха, чем страшной реальности – всегда пугался унижения больше, чем боли. Эта постоянная и неприятная внутренняя тень осеняет мою жизнь так давно, что я, наверное, и не смогу проследить, откуда она вообще взялась.
Одно я знаю – и писал об этом в одной из предыдущих книг: мой страх перед насилием, по крайней мере, отчасти, подпитывается смутным и запутанным нежеланием разобраться с насилием внутри меня самого. Многие из нас (христиане и нехристиане) носят в себе целый воз невыплеснутого гнева, который (если его не признают и не выражают) снаружи обычно проявляется в виде несильной, постоянной, пульсирующей депрессии. Нечто очень похожее происходит и в области сексуальной ревности, когда все похотливые и блудливые импульсы одного партнёра (обычно очень неуверенного в себе) с агрессией проецируются на второго.
Простите меня за этот дилетантский набег на психологию, но всё это – реальные, часто мучительные проблемы в моей жизни и в жизни многих моих знакомых.
Моя личная внутренняя тень причиняла мне великие страдания, когда я был совсем молодым христианином в шестидесятые годы. Тогда все вокруг читали о мучениях Ричарда Вёрмбрандта в подпольных румынских застенках. В течение четырнадцати лет он отказывался отречься от своей веры несмотря на непрекращавшиеся физические и душевные страдания, которые причиняли ему агенты жестокого, угнетающего коммунистического режима.
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ!!!
Я всерьёз сомневался, что продержусь хотя бы четыре минуты, особенно если кто-нибудь попытается хоть что-то сделать с моими зубами. Я просто знал, что выйду из камеры пыток яростным противником христианства и активным членом-пропагандистом румынской коммунистической партии. Мне было довольно страшно даже проходить по улицам своего родного городка, густо населённого хипповатыми и развязными стилягами. Я только и мог молиться и надеяться, что христианскому населению Танбридж Уэллс никогда не придётся столкнуться с физическими гонениями. Вообще-то, это само по себе было маловероятно...
Страх не проходил.
Он не проходил в течение долгих лет, когда я работал с трудными подростками, и некоторые из них, кстати, вели себя до крайности буйно и агрессивно. Ну почему, почему я выбрал себе такую работу, да ещё с подобными слабостями? Наверное, потому, что предпочитал добровольно сражаться с предметом своих страхов, нежели ждать, пока этот предмет моих страхов внезапно нападёт на меня.
Страх не проходил, когда летом 1993 года я отправился в Южную Африку. Накануне вечером я сидел дома на кухне, вцепившись руками в волосы, и говорил Богу: «Я не хочу ехать. Я боюсь. Что если меня задушат, или изобьют, или ограбят, или...» Тут ужасные возможности на время исчерпались, и я продолжал так: «И вообще, мне нечего сказать тамошним жителям; – ну, по крайней мере, ничего полезного я им не скажу». Затем последовал уже привычный диалог между мною и Кем-то, Кого я покамест назову Богом.

Б о г: Зачем тебя попросили поехать в Южную Африку?
Я: Они написали письмо и спросили, не могу ли я приехать и немножко их подбодрить.
Б о г: Ну, и что в этом такого?
Я (немилостиво): Ничего, наверное.
Б о г: Ну так езжай и подбодри их, как можешь. И не умничай. Не говори им ничего кроме того, что узнал обо Мне.
Я: Ну ладно. Поеду.

Этот полностью вымышленный диалог с Богом сильно меня утешил, – а для полностью вымышленного диалога с Богом это очень и очень неплохой результат, верно? Я поехал в Южную Африку и, мне кажется, всё-таки кое-кого там подбодрил, но страх не отпускал меня ни на шаг. Несколько ночей я пролежал практически без сна, прокручивая в голове жуткие сцены насилия и зверства, – о каких-то я слышал, какие-то видел по телевизору в последней программе новостей. Другие, более уравновешенные люди, спали, как младенцы, но я не мог. Я был весь в холодном поту. Бог не забирал у меня этот страх. Я полюбил тех, с кем познакомился в этой грустной, беспокойной стране, но готов был буквально целовать асфальт, когда мой самолёт приземлился наконец в родном лондонском аэропорту.
Страх не проходит.
Я не знаю, вырежет ли Бог из меня этот страх. Как было бы замечательно, если бы Он всё-таки вырвал из меня эту слабость прямо с корнем. Однако может статься, что она всегда будет одним из жал у меня во плоти (интересно, у Павла действительно было только одно жало?). И если Бог откажется убрать этот страх, то я надеюсь, что буду продолжать усваивать – медленно и болезненно, как Гедеон – всё ту же знакомую истину: Богу действительно можно доверять, как бы слаб я ни был; так что именно подлинное послушание и настоящее стремление полагаться на Бога, в конце концов, сделают меня сильным.
Если вы не согласны с тем, что я сказал, – пожалуйста, не бейте меня...

Помолитесь со мной

Вот опять, Господь. Писал, писал, – и конце опять сбился на легкомысленные шуточки. Это потому, что я не умею записывать вопль души. Все, кому знаком именно этот вид страха, поймут, что я имею в виду. Я только что рассказал соседу напротив о том, что пишу про страх перед насилием. Он, Ты знаешь, человек сильного характера, но что-то глубокое в нём расслабилось, разгладилось, когда я говорил об этом. Он сказал: «Мне тоже знаком этот страх». И я знал, что он говорит правду. Я видел это в его лице. Его честность утешила меня.
Может, я должен помолиться о том, чтобы избавиться от этого сорокалетнего бремени? Не знаю, смогу ли. Заплечный мешок превратился в горб. И если Ты уберёшь его, вместе с ним отрежется большая часть моего собственного тела. Наверное, нам придётся таскать его с собой, но (подожди, я только зажмурюсь и стисну зубы) Ты – Господь. Тебе решать. Аминь.

А как же я?

Книга Судей 6:36-40

И сказал Гедеон Богу: если Ты спасешь Израиля рукою моею, как говорил Ты, то вот, я расстелю здесь на гумне стриженую шерсть: если роса будет только на шерсти, а на всей земле сухо, то буду знать, что спасешь рукою моею Израиля, как говорил Ты.
Так и сделалось: на другой день, встав рано, он стал выжимать шерсть и выжал из шерсти росы целую чашу воды.
И сказал Гедеон Богу: не прогневайся на меня, если еще раз скажу и еще только однажды сделаю испытание над шерстью: пусть будет сухо на одной только шерсти, а на всей земле пусть будет роса.
Бог так и сделал в ту ночь: только на шерсти было сухо, а на всей земле была роса.

Некоторое время назад все газеты пестрели транскриптами телефонных разговоров членов королевской семьи и других широко известных людей. Вот один разговор, который в «Дейли Миррор» просто пропустили. Мы слышим только одну сторону диалога; говорящий так и не называет себя, хотя всем и так понятно, что это несущественно. Но тот другой, с кем он разговаривает, – ну, знаменитее просто не бывает!
(Начало записи) «...Алло, это Бог?... Бог, да? Вот хорошо! Ужасно трудно было прорваться, знаете ли... Да, постоянно какой-то треск на линии, а потом кто-то сказал, что я не туда попал, и... Да, да, очень помог, да, спасибо, просто анг... – очень, очень помог, да... Что?... Чем можете служить? Ну, буквально пара моментов. Во-первых, нельзя ли как-нибудь разрешить парадокс предопределения и свободной воли? Во-вторых, нельзя ли объяснить, как это всеведущий, всемогущий, любящий Бог мог сотворить мир, полный зла и обречённый на гибель? В-третьих, может, расскажете, почему были допущены все эти страдания, которые мужчины и женщины терпят с самого начала времени? Да, и в-четвёртых, могу ли я узнать, отчего так задерживается ответ на мою просьбу о машине?.. Что? Что Ты думаешь?.. Что Тебе понадобится слишком много времени, чтобы на всё это отвечать, так что лучше будет, если я присоединюсь к Тебе прямо сейчас, чтобы Ты сразу же мог начать? Ха-ха! Неплохо сказано, Бог! Ты ведь знаешь, что я это просто пошутил, да? Нет, пойми, не то чтобы я не хотел быть с Тобой. Конечно, я хочу! Прямо-таки очень хочу – ну, там, в сердце... Что?.. Что-то серьёзное, что я хотел спросить?.. Вообще-то да. Да. Я тут читал про Гедеона, и должен Тебе признаться, это один из самых моих любимых кусочков в Библии. Вот уж что богодухновенно, так это да!.. то есть нет,.. – то есть, конечно, богодухновенно. Оно всё богодухновенно! Нет, я просто хотел сказать, больно хороший рассказ... Ой, прости, – да, хорошее историческое повествование, вот что я хотел сказать... Что? Да, конечно, много и других хороших моментов... Песня песней?.. Да, отличная, трогательная поэзия, Боже, но Гедеон, он... Да... да... да, я тоже думаю, что в Откровении содержится вся драматическая трагичность огромных, неизведанных горных вершин, бросающих неприкрытый вызов мрачному, грозовому небу. Очень мило сказано. Ты вообще так творчески мыслишь...Да ладно, чего там, спасибо Тебе за... – да, в общем, за всё, наверное, если так-то посмотреть. Э-э-э, давай быстренько насчёт Гедеона, Боже. Ты не подумай, что я жалуюсь, но... А? Тебе кажется, что я хочу начать жаловаться? Ну, наверное, так, в общем, и есть. Просто я никак не могу понять, почему Ты так терпеливо относился к Гедеону. То есть, сначала ему потребовалось доказательство, что он Тебе угоден (Ты извини, меня от этого тошнит), так что Ты ему устроил небольшое барбекю прямо на камушке, чтобы он не сомневался, что угоден Тебе. И потом, когда он уверился, что Ты им доволен, то просто оказался мокрой тряпкой! Да?.. Нет, Ты погоди, дай мне закончить, ладно?.. Потом, когда Ты велел ему расколоть этого идола своего папаши и срубить дерево этой, как её... Астарты, что ли? И он всё это делал посреди ночи! Ты рассердился? Нет! От папаши ему досталось? Нет! И добавилось ли в нашем бедолаге Гедеоне хоть сколько-нибудь уверенности благодаря всем этим доказательствам того, что Ты им доволен? Конечно же, нет! Тебя он заставил две ночи бегать, возиться, пыхтеть с этими овечьими шкурками, травой, росой, помнить, что должно быть сухое, что мокрое, – а сам храпел, как паровоз! И всё это ради того, чтобы этот бедненький, слабенький, несчастненький Гедеончик мог быть абсолютно, определённо, на сто процентов уверен в том, что Ты им доволен!.. Что я хочу сказать? Да ничего... Что мне?... Завидно? Да ладно, не смеши меня! Стал бы я завидовать этому дрожащему, трусливому, неблагодарному, безвольному сынку старого идолопоклонника!.. Да, я завидую. Конечно, завидую. Мне-то Ты никогда ничего не доказывал, никогда ничего не подтверждал, не уговаривал меня! Никогда! Ни разу! Просил Тебя, просил – и ни-че-го! Иногда мне даже кажется, что Тебе и дела до меня нет – ну же, скажи хоть что-нибудь!.. (запись обрывается)

Помолитесь со мной

Почему Ты не разговариваешь и с нами так же ясно, как разговаривал с Гедеоном, Отец? Да, я слышал, как ошеломлённо ахнули по всему небу ангелы, и конечно же, они абсолютно правы. Иногда Ты и сейчас очень прямо обращаешься к людям – и со мной это бывало раза два-три,.. но Ты ведь знаешь, что я имею в виду. Знаешь ли Ты, что я имею в виду? Сейчас я Тебе скажу.
Гедеону было поручено большое дело, так что ему надо было как можно больше уверенности и подтверждения. Но и ведь и нам это было бы кстати, Господи! Мы всё время говорим друг другу всякие слова типа: «Бог протягивает нам руку, предлагая вести нас, любить и помогать во всех мелочах жизни. И нам только нужно взять то, что Он предлагает». Потом мы все сокрушённо киваем и говорим: «Ах, как это верно!» Но на самом деле всё не так, Господи. Кто бы что ни говорил – всё не так. Многим из нас Ты отчаянно нужен, но мы никак не можем найти Тебя.
Вот моя сегодняшняя молитва, Отец. Покажи каждому из нас, что мешает нам по-настоящему общаться с Тобой. Не жалей нас. Если это нечистота, гнев или непослушание – что бы это ни было, покажи нам! Приведи нас туда, где мы обрели бы такую же любовь и уверенность, что поддерживала Гедеона.
Спасибо Тебе. Аминь.

Бог в действии

Книга Судей 7:1-8

Иероваал, он же и Гедеон, встал поутру и весь народ, бывший с ним, и расположились станом у источника Харода; Мадиамский же стан был от него к северу у холма Море в долине. И сказал Господь Гедеону: народа с тобою слишком много, не могу Я предать Мадианитян в руки их, чтобы не возгордился Израиль предо Мною и не сказал: «моя рука спасла меня»; итак провозгласи вслух народа и скажи: «кто боязлив и робок, тот пусть возвратится и пойдет назад с горы Галаада». И возвратилось народа двадцать две тысячи, а десять тысяч осталось.
И сказал Господь Гедеону: все еще много народа; веди их к воде, там Я выберу их тебе; о ком Я скажу: «пусть идет с тобою», тот и пусть идет с тобою; а о ком скажу тебе: «не должен идти с тобою», тот пусть и не идет.
Он привел народ к воде. И сказал Господь Гедеону: кто будет лакать воду языком своим, как лакает пес, того ставь особо, также и тех всех, которые будут наклоняться на колени свои и пить. И было число лакавших ртом своим с руки триста человек; весь же остальной народ наклонялся на колени свои пить воду.
И сказал Господь Гедеону: тремя стами лакавших Я спасу вас и предам Мадианитян в руки ваши, а весь народ пусть идет, каждый в свое место. И взяли они съестной запас у народа себе и трубы их, и отпустил Гедеон всех Израильтян по шатрам и удержал у себя триста человек; стан же Мадиамский был у него внизу в долине.

Б о г: Гедеон, Я тут подумал...
Г е д е о н  (нервничая):Да?..
Б о г: Ты ведь не боишься мадианитян, правда? То есть, они ведь не слишком сообразительные, верно?
Г е д е о н: Я слышал, они тормоза, каких поискать. А что?
Б о г: Ну, мы же не хотим, чтобы кто-нибудь начал хвастаться, что Израиль сам себя спас.
Г е д е о н: Да не дай Бо.. – нет, конечно нет.
Б о г: Так что у Меня возникла идея.
Г е д е о н  (беспокойно): Как хорошо! (Пауза). Что за идея?
Б о г: Ну, Я подумал, не мешает нам слегка сократить армию.
Г е д е о н (сосредоточенно): Да-а-а, это совсем неплохо. Было бы хорошо отправить домой старых, больных – ну, и самых молодых. Это будет сотни дв...
Б о г: Я тут подумал... Ты мог бы объявить, что все, кому страшно, могут идти домой.
Г е д е о н: Господи!
Б о г (бодро): Будет совсем другое дело, правда?
Г е д е о н (отрешённо): О, да. Совсем другое.
Б о г: Так. Давай, шагай и скажи им.
Г е д е о н: Знаешь, схожу-ка я за своей овечьей шкурой и...
Б о г: Нет, нет. Хватит тебе шкур. Просто иди и скажи им. А Я тут подожду. Идёт?
Г е д е о н (оцепенело): Идёт.
(Гедеон медленно уходит. Бог насвистывает «Ведёт эту битву Господь». Через пару минут до Него доносится многоголосый вопль радости. Снова появляется Гедеон, бледная тень своей бледной тени).
Б о г: Ну, как?
Г е д е о н (слабо): Хорошо.
Б о г: Много народу ушло?
Г е д е о н: Двадцать две тысячи. (внезапно запаниковав) Двадцать две тысячи ушли домой! Ты уверен, что это хорошая идея? Ты ведь не хочешь, чтобы я пошёл на лагерь мадианитян с десятью тысячами воинов, а? Не хочешь, да? (пауза). Нет, всё-таки хочешь, да?
Б о г (смеётся): Атаковать мадианитян с армией из десяти тысяч воинов? Ну что ты, конечно нет!
Г е д е о н (тоже смеётся): Ну, слава Богу, а я уж...
Б о г: Это слишком много.
(пауза)
Г е д е о н: Пойду схожу за шкурой...
Б о г: Нет, послушай – у Меня появилась прекрасная мысль, о том как ещё больше сократить армию.
Г е д е о н (мрачно): И как же это? Всякий, кому не хочется вариться в кипящем масле, может идти домой? После этого у нас должно остаться только несколько полных шизофреников.
Б о г: Нет, на этот раз всё будет по-настоящему интересно. Возьми оставшиеся десять тысяч, отведи их к воде и посмотри, как они будут пить.
Г е д е о н: К воде?
Б о г: Ага!
Г е д е о н: Посмотреть, как они будут пить?
Б о г: Ну!
Г е д е о н: Боже?
Бог: А?
Г е д е о н: Меня и так уже можно отправлять в сумасшедший дом, особенно после последнего тактического манёвра. А теперь ты хочешь, чтобы я снова пошёл на этот холм и объявил всем, что мы идём вниз к воде, чтобы я посмотрел, как они будут пить. Они ведь спросят, зачем мне это понадобилось. Знаешь, наверное, мне лучше даже не задавать Тебе этот вопрос, но всё-таки – зачем мне всё это делать?
Б о г: А-а, видишь ли, все те, кто встанет на колени и будет пить прямо из реки, – этих мы пошлём домой, так? А с нами останутся те, кто будет зачерпывать воду рукой.
Г е д е о н (в лёгкой истерике): Конечно! Как я не догадался! Конечно, так мы и поступим! Пойду и немедленно всё сделаю!
(позднее)
Б о г: Ну, как?
Г е д е о н (скучным голосом): Осталось триста человек. Палаток и еды на двадцать две тысячи, а осталось триста ненормальных ручно-лакающих человек. Боже?
Б о г: А?
Г е д е о н: Я боюсь.
Б о г: Конечно, боишься! Но у Меня появилась прекрасная мысль.
Г е д е о н: Правда? Ну и ну!
Б о г: Да. Короче, сегодня вечером ты переодетым пойдёшь в мадиамский лагерь и там...

Помолитесь со мной

Отец, когда Ты по-настоящему берёшься за нас, скорость и энергичность Твоих действий иногда сбивает нас с толку. Пару раз Ты так круто вмешивался в ситуацию из моей жизни, что мне почти что хотелось убежать и больше не возвращаться. Мы так сильно хотим активно работать с Тобой и для Тебя, но иногда одна мысль об этом, мягко говоря, просто пугает меня. Помоги нам, пожалуйста, увидеть тот юмор, ту любовь, тот восторг творчества, которых так полны все Твои деяния в человеческом мире.
В веке сём у нас появилось множество лжебогов, но надо признать, что самым опасным из них является Бог, Который не умеет улыбаться, никогда не делает ничего настоящего и Которому неприятно наше общество.
Смеёшься надо мной, да? Аминь.

Во вражеский лагерь

Книга Судей 7:9-15

В ту ночь сказал ему Господь: встань, сойди в стан, Я предаю его в руки твои; если же ты боишься идти один, то пойди в стан ты и Фура, слуга твой; и услышишь, что говорят, и тогда укрепятся руки твои, и пойдешь в стан. И сошел он и Фура, слуга его, к самому полку вооруженных, которые были в стане. Мадианитяне же и Амаликитяне и все жители востока расположились на долине в таком множестве, как саранча; верблюдам их не было числа, много было их, как песку на берегу моря.
Гедеон пришел. И вот, один рассказывает другому сон и говорит: снилось мне, будто круглый ячменный хлеб катился по стану Мадиамскому и, прикатившись к шатру, ударил в него так, что он упал, опрокинул его, и шатер распался.
Другой сказал в ответ ему: это не иное что, как меч Гедеона, сына Иоасова, Израильтянина; предал Бог в руки его Мадианитян и весь стан.
Гедеон, услышав рассказ сна и толкование его, поклонился Господу и возвратился в стан Израильский и сказал: вставайте! предал Господь в руки ваши стан Мадиамский.

Пару дней назад в Саутхэмптоне водитель моего такси, мужчина лет шестидесяти, вынужден был на минуту остановиться и подождать, пока не рассосётся дорожная пробка. И тут какой-то довольно молодой, свирепого вида парень, возившийся у своей машины, припаркованной через дорогу от нас, вдруг выпрямился, помахал нам рукой и громко и весело выкрикнул в нашем направлении:
– Грузим, грузим, грузим!
Мой водитель отреагировал на это странное сообщение так, как будто услышал одну из самых уморительных шуток на свете. Он тут же опустил стекло, энергично отсалютовал крутому парню левой рукой и с силой прокричал ему в ответ:
– Грузим, грузим, грузим!
И тут они оба почти что покатились со смеху, как давнишние приятели, – им только оставалось похлопать друг друга по спине. Наша машина тронулась, но я был озадачен. Зачем двум нормальным людям понадобилось кричать друг другу «грузим, грузим, грузим»? Вот просто – зачем? Уже не первый раз я чувствовал себя чужаком в этом мире странного, закодированного дружелюбия. Всю свою жизнь я видел, как простые рабочие люди обмениваются некими непонятными сигналами, похожими на тайный пароль секретного общества, а потом беспомощно (и, насколько, я могу судить, совершенно необъяснимо) умирают со смеху. У меня никогда не хватало смелости спросить, что же означают эти таинственные выражения. Я чувствовал себя чужаком, тупым представителем среднего класса.
Пока моя машина неслась к вокзалу, в голове у меня созрела поразительно свежая мысль. А почему бы мне – хотя бы разок – не узнать, о чём беседовали эти двое? Нервничая, я открыл рот и вошёл в чужой лагерь, заранее готовясь к отступлению под натиском стыда и унижения.
– Только что пока мы стояли, – начал я, – тот парень, через дорогу, Вам что-то прокричал.
– Да, точно.
– Он сказал «грузим, грузим, грузим!» – верно?
– Ага.
– И в ответ Вы ему тоже прокричали «грузим, грузим, грузим!»
– В ответ – да.
– А потом вы оба рассмеялись, да?
– Рассмеялись, точно, ага.
Я откашлялся перед тем, как задать следующий, самый важный вопрос, внутренне подготавливая себя к презрительному изумлению, с которым мой водитель встретит такое непроходимое невежество.
– Я просто хотел спросить – а что это значит: «грузим, грузим, грузим»?
– Не знаю.
– Не знаете?
– Представления не имею.
На пару секунд я растерял все слова. Он не знал! Не знал! Да как же такое может быть, что он не знает? Неужели мир наполнен сумасшедшими парнями, которые ни за что, ни про что вдруг кричат друг другу «грузим, грузим, грузим», а потом покатываются со смеху?
– Но послушайте, – почти умоляюще заговорил я, – после того, как он это сказал, Вы это повторили, а потом вы оба вместе засмеялись, как будто знаете, о чём разговор, и...
– Да видите ли, он избивает водителей такси.
– Избивает во...
– Одного из наших избил на прошлой неделе. Напился, понимаешь? Настоящая свинья, этот парень, когда напьётся. Дрянь-человек. И когда этакий свинтус орёт «грузим, грузим, грузим», не больно-то спрашиваешь, чего ему надо. Просто орёшь в ответ «грузим, грузим, грузим», и всё.
– А ему что-нибудь будет за то, что он избил Вашего друга?
– Будет! Ещё бы! Я и подал на него в полицию. Никто больше не захотел, но я сказал, нельзя таким подонкам спускать с рук, так что пошёл и заявил. Если узнает, что это я, наверное, придёт меня искать и всё такое. Но всё равно, надо делать то, что правильно, верно?
– А сколько ему дадут в суде, как вы думаете?
Мой спутник подумал секунду, мрачно усмехнулся и ответил:
– Надеюсь что, они ему «нагрузят, нагрузят, нагрузят» как следует.
«И как же все это связано с Гедеоном, крадущимся во вражеский лагерь мадианитян?» – спросите вы. Ну, наверное, дело в том, что моё полное непонимание всей этой истории с «грузим, грузим, грузим» было результатом уродливого налёта предрассудков, страхов и ложных представлений о том, что я боязливо и глупо называл общением простых рабочих людей. В этом редком случае, когда я, задав свой вопрос, зашёл-таки в чужой и страшный лагерь, оказалось, что всё не так просто; и два человека, казавшиеся мне совершенно идентичными камнями в одной стене, на самом деле были диаметрально противоположны.
Полезно будет поразмыслить о том, что иногда дорога от страха к свободе заставляет нас пробираться в самое сердце того, что нас пугает. И в этом месте мы, подобно Гедеону, можем услышать новую истину, которая наполнит нас надеждой. И кстати, если кто-нибудь из вас знает, что такое «грузим, грузим, грузим», – будьте добры, сообщите мне пожалуйста!

Помолитесь со мной

Что ты думаешь о Своей старой, доброй, вялой Церкви, Господи? Я знаю, что Ты любишь и лелеешь её, но Тебе, наверное, до смерти надоело видеть, как мы не решаемся вступать на неизвестные и нехоженные тропы, потому что боимся чужих нам людей и ситуаций. Боюсь, что вернись Иисус во плоти сейчас, Он был бы не более популярен в сегодняшней Церкви, чем две тысячи лет назад. Пошёл ли бы я за Ним в крутые пивнушки и в клубы гомосексуалистов, если бы Он попросил меня об этом? Не знаю, Господи. Просто не знаю.
Мы молимся за мудрость и смелость – мудрость знать, когда наступает момент войти во вражеский лагерь, и смелость Святого Духа, чтобы можно было это сделать. Прости нашу боязливость, Господи. Аминь.

P.S. Я не уверен, что мне хотелось бы увидеть Твой ответ на эту молитву.

В битву

Книга Судей 7:16-22

И разделил триста человек на три отряда и дал в руки всем им трубы и пустые кувшины и в кувшины светильники.
И сказал им: смотрите на меня и делайте то же; вот, я подойду к стану, и что буду делать, то и вы делайте; когда я и находящиеся со мною затрубим трубою, трубите и вы трубами вашими вокруг всего стана и кричите: меч Господа и Гедеона!
И подошел Гедеон и сто человек с ним к стану, в начале средней стражи, и разбудили стражей, и затрубили трубами и разбили кувшины, которые были в руках их. И затрубили все три отряда трубами, и разбили кувшины, и держали в левой руке своей светильники, а в правой руке трубы, и трубили, и кричали: меч Господа и Гедеона! И стоял всякий на своем месте вокруг стана; и стали бегать во всем стане, и кричали, и обратились в бегство.
Между тем как триста человек трубили трубами, обратил Господь меч одного на другого во всем стане...

В списке вопросов, которые я собираюсь задать Богу, попав на небеса (вы бы видели, какой список Он приготовил для меня!), под номером 31974 числится следующий:
Почему Твои дела на земле всегда сочетают в себе странную смесь сверхъестественного вмешательства и обычного, практического здравого смысла?
Это нападение Гедеоновой армии прекрасный тому пример. Как мы видели, Богу было ужасно важно, чтобы после поражения мадианитян израильтяне не начали с гордостью похлопывать себя по плечу. Бог задумал действовать через очень нерешительного военачальника, и Ему понадобилось надавить на его «шкурный» интерес, чтобы до конца уверить в поддержке.
Но вся эта возня с сокращением армии не была только лишь проявлением небесного тщеславия. Прежде всего, были удалены «трусишки». В результате у Гедеона осталось десять тысяч человек, которые были либо очень смелыми, либо очень глупыми. Следующий отборочный тур помог Гедеону избавиться от глупых. Те, кто наклонялся к самой воде и пил прямо из реки, явно были менее сообразительными и трезвомыслящими, чем остальные. Те же, кто оставался на ногах и пил из ладоней, были всегда начеку и могли выдержать неожиданное нападение.
Израильская армия съёжилась до трёхсот человек, но, по-видимому, это было войско, состоящее из отборных солдат. И когда Гедеон организовывал раздачу горшков, факелов и труб (похоже на Армию Спасения, вышедшую на улицы с благовестием, правда?), готовясь к исполнению донельзя творческого плана, он знал, что в его распоряжении находятся самые лучшие. Не самые многочисленные – но самые лучшие.
Что за ужасное пробуждение ожидало мадианитян, когда со всех сторон из темноты и молчания на них обрушились возгласы, клики и свет! Как показала Гедеонова разведка, моральный дух в лагере уже давно был подорван. Неудивительно, что вражеские воины бросились с мечами друг на друга, ошеломлённые и напуганные этим внезапным нападением, которое было везде вокруг них и, казалось, даже среди них.
Гедеон наконец-то совершил своё дело. Бог, должно быть, был в полном изнеможении.
История Гедеона раскрывает для нас несколько интересных и, пожалуй, важных принципов:
1. Именно Бог задумывает и начинает те битвы, в которых нам предстоит участвовать. Церковь тратит ужасающее количество времени на дела, которые «кажутся нам неплохими задумками».
2. Бог избирает слабых и боязливых людей для совершения больших дел. Эта мысль может приободрить нас или перепугать – или и то, и другое.
3. Вся заслуга принадлежит Богу – не Христианской Ассоциации «Глобальная Стратегия», не Союзу евангельских церквей, не Гедеону, не Адриану Плассу. Бог будет сотрясать отдельных людей и их организации и сообщества, вытряхивая из них всё лишнее, до тех пор, пока они не превратятся в самый чистый, самый простой инструмент, способный исполнить Божье поручение.
4. Бог гораздо более практичен, чем мы с вами. Иногда Его способы подготовить нас к делу кажутся странными, но в результате обязательно получится что-то способное действовать в реальном мире. Большинство чудес совершается в процессе, который заставляет нас поверить в то, что в час самой отчаянной нужды Бог непременно будет рядом.
5. Битва будет выиграна.

Утешьтесь, мои боязливые собратья! Если уж Гедеон смог это сделать – так и мы тоже сможем! Разве нет?

Помолитесь со мной

Отец, мы хотели бы ответить на те уроки, что Ты преподал нам с помощью этой необыкновенной истории.
Покажи нам, что Ты делаешь, и мы присоединимся. Не позволяй нам вмешиваться в те странные и чудесные замыслы, которых Ты не одобряешь.
Ты избираешь слабых и пугливых для исполнения Своих дел – смотри-ка, хоть раз в жизни мы на сто процентов соответствуем этим требованиям!
Дай нам терпение, чтобы вынести обучение и «вытряхивание», которое подготовит нас к делу. Напоминай нам, что все заслуги принадлежат Тебе.
Спасибо за эту чудодейственную смесь сверхъестественного и практического, которая отличает Твои дела от дел мира сего.
Мы знаем, что война уже выиграна, Господи, но дай и нам место в последней битве. Мы хотим быть с Тобой, когда Ты одержишь победу. Аминь.

(продолжение следует)